Увлечение и освобождение - Александр Лимитовский

Однако здесь есть обстоятельство, которое мешает мне сказать, что все так и происходит. Все дело, конечно, в том, что власть вообще не является какой-то абстрактной моделью, это элемент воли и жизни конкретных людей, и оно происходит в чьем-то мышлении. Мы не можем просто сказать «связка мышлений», потому что мышления «вообще» не существует, мысль – это всегда мысль чья-то и о чем-то, без субъекта и содержания мысли нет и самой мысли. Мышление всегда конкретно, и мыслящий всегда конкретен. Поэтому власть – это всегда власть для конкретного Человека, она всегда исторична (происходит в конкретное время в конкретном месте), психологична, ситуативна, она связанна с культурой и духовным опытом мыслящего. Без учета мыслящего, в сознании которого раскрывается наша модель, все наши рассуждения превращаются в обезличенную абстракцию.

Это обстоятельство вновь возвращает нас к проблеме субъекта и объекта власти. Кто есть тот, кто мыслит эту модель, и какое место он в ней занимает? Очевидно, это Я (ну или Читатель, чьи глаза сейчас пробегают это слово), т.е. какой-то Человек, создающий, мыслящий и творящий, предположительно обладающий нервной системой (ну мало ли, кто меня читает). Так же очевидно, что единственным субъектом власти является не тот, кто подчиняет, а тот, кого подчиняют – он единственный, кто ее осуществляет, это его руки берут ружье по команде, это он приносит кофе, это он пишет ненавистные ему диктанты; словом, это его власть, и только он может совершить акт специальной рефлексии, власть есть объект его личного труда (потому другого Человека нельзя освободить – мне не принадлежит пространство его воли и его мысли). Вспомним так же, что для осуществления власти (в соответствии с нашей моделью) структура субъекта власти включает в себя ее объекта, а объект не существует без субъекта. Разумеется, в нашей модели нет чистого субъекта и объекта, но отнюдь не потому, что никто конкретный не думает, а потому, что субъект и объект в своей сущности совпадают. Подчиняясь воле начальника, Я должен не просто понимать, что он от меня хочет, Я должен предполагать, каково это – быть им; противном случае Я бы не мог понять ни качества своей работы, ни способа ее выполнения (был бы как плохо известная боссу компьютерная программа – как и босс для меня). Подчиняясь, Я подчиняю сам себя, мысленно представляя себя на месте того, кто меня подчиняет.

Таким образом, мы получаем интересную картину. Получается, что власть осуществляется самим Человеком над самим собой. Это по сути означает, что Человек целенаправленно, и со всей ответственностью пытается сам себя ограничить, подавить свою волю и свое мышление. В силу ряда особенностей нашего сознания, предполагающего исключение непосредственного процесса наблюдения из результатов этого наблюдения, мы этого увидеть зачастую не можем, потому и оказываемся под влиянием сил, которыми оказываемся не в состоянии управлять. Нам кажется, что мы не можем увидеть собственный глаз, разве что его отражение в зеркале – не понимая при том, что мы видим только сам глаз, само зрение есть реакция глаза. Как Человек не понимает, что видит собственные глаза, он не понимает и того, что страдает по собственной воле. Не обладая возможностью увидеть себя, он выдумывает псевдосубъектов (тех, кто «обладает» сверхценным ресурсом) власти, которым он передает власть над самим собой.

Как мы уже показали из примера с девушкой в ночном клубе, псевдосубъект власти может быть иллюзорен, но это вовсе не обязательно. Предположим, Я прихожу в гости домой к моему другу, и вдруг обнаруживаю, что он считает, что его дом принадлежит мне. Как мне в таком случае осуществить контроль над его собственностью? Понятное дело, что для этого Я должен вести себя так, как вел бы себя хозяин данного дома в понимании моего друга. Угнетающий кого-то, в целом похож на персонажа их повести «Маленький Принц», короля одинокой планеты без подданных. В их отсутствии, король стал повелевать природой, восходами и закатами, не давая, впрочем, своим новым подданным поручений, которые те бы не смогли бы исполнить. В действительности же власть любого короля подобна власти короля одинокой планеты: он не участвует в непосредственном ее осуществлении, а подыгрывает в спектакле угнетаемого; но, впрочем, если угнетаемый серьезно увлечен происходящим спектаклем, то и власть угнетателя будет не менее серьезной. Если бы в ночном клубе действительно появилась бы симпатичная девушка, она, вне всякого сомненья, при желании могла бы растереть свободную волю стеснительного паренька в порошок. Власть между двумя людьми происходит тогда, когда некто другой встает на место псевдосубъекта власти, и, таким образом, входит в структуру модели подлинного субъекта власти, и получает возможность им манипулировать. Впрочем, почти всегда псевдосубъектами власти люди становятся непроизвольно, сам субъект заманивает их в свою паутину.

Разумеется, само пространство, в котором происходят властные отношения субъекта с самим собой не случайно, и уже заранее подготовлено его мышлением. Чтобы властные отношения стали возможными, нужна воля субъекта, направленная на какую-то несвязанную с самой этой властью ценность. Власть не проявляется сама по себе, она требует оправдания. Для этого она наматывается на какое-то позитивное благо для субъекта – таким благом могут быть, например, семья, учеба, безопасность – и паразитирует на нем, чаще всего своей мистификацией ликвидируя саму возможность этого блага добиться. Иными словами, власть осуществляется не просто каким-то псевдосубъектом или ресурсом, в она рождается из целостной модели мышления объекта власти в отношении какой-то понимаемой им ценности. Например, вместо того, чтобы производить расчет избавления из-под ига мафии ради свободы и безопасности (ценность), субъект власти увлекается тем, что описывает опасность, которую эта мафия может для него представлять, и мистифицирует деньги мафии как сверхценный ресурс (или, например, боится воли звезд, и пытается обезопасить себя талисманами, каждый раз увеличивая их количество и объясняя их силу новыми и новыми сущностями).

Я хотел бы обратить внимание читателя, что все описанные формы мышления, ровно как и модели власти, ситуативны, т.е в чистом виде реализуются в конкретных ситуациях (в ночном клубе, или перед красным от бешенства лицом школьной учительницы), однако, регулярно повторяясь, она выходит за эти границы, превращаясь в привычку. При чем чаще всего нам приходится иметь дело не с одним элементарным атомом власти, а с целой сетью из связанных привычек. Подобно плесени, власть въедается в наше мышление, уже заранее стремясь не оставить ни одного не охваченного собой пространства для живого чувства или свободной мысли.

К сожалению, мы создаем из отдельных моделей власти целые властные космологии, поддерживаем ее, и вплетаем власть в наше понимание себя и мира. Тем самым мы создаем систему иерархических взаимоотношений между людьми и вещами, мистифицируя даже самые очевидные факты реальности. Без иерархии власть невозможна в принципе, потому что обеспечение ее ценности должно так или иначе найти свое оправдание в устройстве мира (мы греки, с нами Бог), она должна найти какой-то свой онтологический смысл для ее носителя. Я не могу аргументировать власть короля божественной волей, если Я живу в мире, где нет Бога.

Иными словами, мы строим иерархии вещей, тем самым ставя объекты нашего наблюдения в подчинения друг другу, и, таким образом, объясняя самые разные процессы, от природных до исторических. Кроме того, в иерархические миры мы вписываем самих себя, предварительно обезличивая, и забывая о существовании собственного мышления.

В результате культивирования таких вредных привычек, структуры иерархий оказываются настолько связанны с ценностью, что любая попытка поставить их под сомнение будет рассмотрена субъектом власти как попытка поставить под сомнение саму ценность, на которой паразитирует его власть.

Я думаю, что разрешение проблемы власти является одной из самых сложных задач, с которыми сталкивалось человечество. Это действительно довольно масштабная проблема, одна из тех, решение которой никогда никем до конца не будет достигнуто, но с которой мы должны встретиться в открытую, чтобы отстоять свое право на существование, в самом широком смысле слова.

Глава вторая: Лестница в Небо

Смерть не наступает после жизни – она участвует в самой жизни. В нашей душевной жизни всегда есть мертвые отходы или мертвые продукты повседневной жизни. И часто человек сталкивается с тем, что эти мертвые отходы занимают все пространство жизни, не оставляя в ней места для живого чувства, для живой мысли, для подлинной жизни.

Мераб Мамардашвили

Итак, мы заметили, что власть паразитирует на наших лучших ценностях, создавая своего рода надстройку над рациональным мышлением, лишая нас воли и извращая наши намерения. И в то же время мы сами выстраиваем иерархии, все они есть результат нашего труда и нашей фантазии. Поэтому для нас не может не встать вопрос о мотивации к власти. Действительно, зачем ограничивать собственные возможности, при чем там, где они касаются наиболее значимых для на вещей? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно посмотреть на модель власти уже как на нечто целостное, сформированную привычку, как ее переживает субъект власти.